Семен Брилиант - И. А. Крылов. Его жизнь и литературная деятельность
Издателем его был князь Шаховской, но главной поддержкой — Крылов. Подписчиков было не много, но, благодаря басням, которые помещал здесь Иван Андреич, номера его переходили из рук в руки и попадали иногда в самые далекие углы провинции. Орган этот боролся с новым направлением в литературе и на сцене — со школой Карамзина, с европеизмом. Из всего кружка шишковцев и оленистов, один Державин понимал достоинства Карамзина. Крылов несомненно чувствовал крайности узкого патриотизма Шишкова в языке и слоге и говорил о его «руководстве», что читать его должно, но руководиться им не следует; однако патриархальность его натуры, воспитание, которого корни были в почве прошлого века, пробелы в его образовании и полное незнакомство с Европой, делали его врагом всего иноземного, при всей его гуманности и любви к просвещению. Приятельские связи с Олениным и его друзьями утвердили в нем взгляды и убеждения, выразителем которых он остался навсегда. От всех других членов дружеского кружка отличался он однако трезвым умом и талантом. То и другое спасло его от нетерпимости к чужому мнению. Никогда не воздвигал он гонения на что бы то ни было новое, свежее. Он подмечал лишь смешную, комичную сторону явления и подсмеивался над этим в баснях. Правда, и это было несвоевременно, когда новое, свежее и без того с трудом пробивало себе путь, но, благодаря иносказательной форме, Крылов оставил много ценного даже в тех баснях, за которые — одни обвиняли его, а другие неудачно защищали. Все оправдание Крылова в том, что, благодаря художественному таланту, басни эти хороши, а понимать их и толковать мы можем теперь помимо той морали, какая навязывалась им тогда, хотя бы даже самим автором. Гениальный баснописец и сатирик, он не мог быть и не был общественным писателем уже потому, что не стоял по развитию впереди своего века, а также потому, что обладал мудростью, трезвым умом и талантом сатирика, но не настроением и чувством. Когда написал он комедию «Урок Дочкам» и «Модную Лавку», его хвалили за «совершенное отсутствие самого автора» в пьесе. Конечно, присутствия автора не должно быть заметно, но пульс его должен слышаться в пьесе, чего Крылов никогда не проявлял.
Его отношение к брату и к семье Оленина показывает однако, что он был великодушен, добр и привязчив. Его все любили. «Он желал всем счастья и добра, но в нем не было горячих порывов доставить их своему ближнему» — так говорят о нем те, кто понимал его хороню, кто знал его мысли, благородные побуждения и поступки. В нем было равновесие ума и сердца. Однако трезвый ум преобладал, благодаря может быть физическим качествам, и он жил по расчету рассудка: «физическая ли тяжесть, крепость ли нервов, любовь к покою, лень или беспечность, только Крылова не так легко было подвинуть на одолжение или на помощь ближнему». «Крылов всячески отклонялся от соучастия в судьбе того или другого лица». Этот расчет холодного, трезвого ума внес он и в свои басни.
Его покоя не смущал крепостной гнет, не смотря на его гуманность. В басне «Листы и Корни» он выразил трезвое убеждение лишь в важном значении производящего класса, в басне «Колос» он как бы отвечает тем, кто находит это недостаточным, и дополняет значение басни «Листы и Корни» тою мыслью, что всякое состояние имеет свои права и требования. Все недостатки Крылова, как представителя патриархального прошлого, значительно выкупаются его терпимостью. Под сенью этого дуба расцветало новое поколение, и знаменитые слова Грибоедова –
«А судьи кто?.. За древностию лет,
К свободной жизни их вражда непримирима»
не коснулись старого уже тогда Крылова. Напротив, он был одним из первых, сочувственно внимавших молодому поэту, когда последней читал свою, еще не напечатанную, комедию в небольшом кругу избранных.
Не даром так часто тонкая улыбка являлась на губах Крылова в архаических беседах членов «Беседы». Крылов не был впереди своего времени и не понимал многих новых явлений, что отразилось в некоторых его баснях, но это не мешало ему будить своим смехом спящее царство…
Глава V
1812–1826 г.
Беседа любителей русской словесности. — «Демьянова уха». — «Огородник и Философ». — «Гуси». — «Осел и Соловей». — «Квартет». — Архаизм «Беседы». — Публичная библиотека. — «Щука и Кот». — Пенсия. — Д. С. Хвостов. — Эпиграмма на Шишкова. — Эпиграмма на критику Руслана. — «Водолазы». — Батюшков. — Вандалы. — Попытки освобождения от французского влияния. — Путаница идей. — Вольтер. — «Сочинитель и Разбойник». — Елизавета Марковна. — «Свое кресло». — Пожалование перстня. — Критика басен Крылова. — «Любопытный». — Басня Анюте. — Извещение при издании басен 1819 года. — Перерыв деятельности Крылова до 1825 г. — Греческий язык. — Перевод из Одиссеи. — Эзоп. — Ответ Крылова. — Воробей в гостях у Крылова. — Купанье. — Гнедич. — Беспечность Крылова. — Лев Андреич Крылов. — Переписка. — В кабинете у Жуковского. — Рукопись в Публичной библиотеке.
В 1811 году начались заседания «Беседы любителей русского слова» в доме Державина, на Фонтанке — в огромном доме с колоннами, в два света. Литературные вечера у Державина, Шишкова, Оленина, Шаховского и др. были подготовкой к образованию «Беседы». Самым талантливым из всех членов «Беседы» был конечно Державин, но был уже давно. Даже тот, кто еще недавно смотрел на него с благоговением, не мог уже без смущения слушать стихов старика, в присутствии автора. Скучны были эти собрания невообразимо. Уже и прежде на литературных вечерах, несмотря на их многолюдность и разнообразие публики, многие старались ускользнуть тайком от невозможно-длинных чтений. Два года спустя, Крылов в собрании «Беседы» прочел свою «Демьянову Уху». Невтерпеж стало умному Крылову, да и знал он, что здесь, в этом собрании, где напыщенные члены все были столь высокого о себе мнения, не представлялось опасности кого-нибудь обидеть. А если где уж очень смешно,
«Там Петр кивает на Ивана,
Иван кивает на Петра».
Дело было так. Крылов приехал в собрание поздно. Читали очень длинную пьесу; он уселся в свое кресло. «Иван Андреич, что — привезли?» спросил у него через стол Хвостов. — «Привез». — «Пожалуйте мне». — «А вот ужо после». Крылов не торопится. Наконец пьеса кончена. Иван Андреевич вытаскивает из кармана своего широкого сюртука помятый листок, и знаменитая «Уха» на столе.
В первом собрании «Беседы», 14 марта 1811 года, прочел он басню «Огородник и Философ». Это была одна из тех несвоевременных басен, в которых выразилась натура Крылова, его неприязнь к европейским заимствованиям. Конечно, в этой басне он осмеивает «недоученного» философа, но попытки к нововведениям были еще так редки, были таким нежным ранним цветком, что его следовало охранять, обходиться с ним бережно. Осмеиванье было тем более опасно, что глупцы и невежды понимали по своему подобные басни и глумились над всяким стремлением к новому, свежему, ко всякой перемене в старине, в затхлом быту крепостного права. Басня эта, как и другие в подобном роде, получают, впрочем, более правильное значение по отношению к некоторым современным им явлениям.
